Никита предложил старику сигарету, но тот не обратил на нее внимания. Сел рядом, прямо на землю, уставился на собственные рваные ботинки. На отставшем лоскуте видна краска: рамочка и полустертый номер. Сбоку два аккуратно обметанных разреза: так отмечали прорывы. Вытянув одну ногу, Никита сравнил обувь и окончательно убедился: прежде ботинки старика носил солдат российского контингента.
— Спецбатальонные! — хмуро сказал он. — Где взял?
— Ботиночки? — сразу понял Лысый. — С мертвого снял. Куда-то ходил, помню. Куда — не помню. Я подпалил свои сильно, кислотой. Жак смеялся. Ботиночки с мертвеца…
— Что ты врешь? Наши сюда не ходят.
Старик почесал затылок, размышляя.
— Значит, мы к солдатам ходили. Не помню. Ничего почти не помню, и не надо мне. Хочешь ботиночки? Забирай.
— Нет уж, спасибо.
Никита зло покосился на бомжа. Надо же: мы к солдатам ходили! Значит, напали и убили? Но это невозможно, кордон — не граница казахстанская, не проскочишь. Врет старик.
— Много тут людей?
— Не знаю.
— А что знаешь?
— Беда идет, — повторил Лысый. — Но тебе не страшно, нет. Тебя Зона еще не видит.
— Зона, надо же… — сплюнул Никита. Почему-то рядом с бомжом он чувствовал себя сильнее и увереннее. Или это от сигарет голова кружится? — Страшная какая Зона. Я думал, тут люди вообще не живут. Живут, оказывается, деньги вон зарабатывают.
— Это не люди, это обломки.
Никита даже закашлялся, так неожиданно это прозвучало.
— Сам ты обломок!
— Я не обломок, меня Зона не ломала, а сразу сожгла. Жака выжгла дотла. Жак любил покурить.
— Француз, что ли?
— Не помню. Все может быть. Зона всех к себе тянет, всех хочет сжечь. Ты ей не показывайся — проживешь долго… Пока не заметит, не увидит. Тогда конец. — Старик вытащил из внутреннего кармана аккуратно сложенный платок и высморкался. Это выглядело бы вполне благочинно, не будь платок совершенно грязным, вроде бы даже в крови. — Погуляю пойду. Гулять люблю.
Лысый встал и, не попрощавшись, зашагал прочь. Провожая его глазами, Никита лишь плечами пожал: поди разберись сразу, как тут все устроено. Червь сказал, что отходить опасно, а этот псих гуляет. Может, они и не увидятся больше…
— Да наплевать, — вслух сказал Никита. — Только ждать и смотреть. Раз оказался таким идиотом, что сам сюда прибежал, надо выживать.
Он как раз успел докурить, когда в доме раздался шум.
— Жрать идите! — закричала толстая женщина Клара. — Ноги вытирайте, сволочи!
Никита вошел и пристроился за остальными к лестнице в подвал. Один, кажется, Хорс, остался наверху.
— Приятного аппетита, Каша, — невинно моргая глазками, сказал он. — Угости сигареткой.
— Нету, — мрачно соврал Никита.
— Жаль. А я тебя водочкой потом угостить хотел… — Хорс гаденько улыбнулся. — Не судьба. Трудно тебе придется из долгов-то вылезать.
— Как-нибудь.
В подвале скупо горели редко развешанные лампочки. Всюду цемент, душно. По узкому коридору бойцы один за другим прошли в нечто вроде зала. Тут помещались два грубых стола, уставленных мисками.
— Сюда! — позвал Никиту хромой Паля, устраиваясь на лавке. — Будешь рядом.
Все улыбались. Варево в мисках и правда недурно пахло, а уж голодный Никита едва в обморок не грохнулся.
«Не спешить! — приказал он себе. — Жрать спокойно, а то совсем уважение растеряю».
Густой суп на мясном бульоне, в нем картошка, морковь, горошек и вроде бы даже капуста. Никита особо не разбирался, следил только, чтоб не быстрее прочих хлебать. Ложки алюминиевые, обычные, а вот вместо хлеба сухари. Клары за столом не было, она гремела посудой где-то в стороне, невидимая за углом.
«Немало они тут накопали, — пришлось признать Никите. — Люк тяжелый. Если прямого попадания не будет, можно, наверное, и налет пересидеть. Но откуда электричество?»
Тек неспешный разговор.
— Я этого Мачо сам убью, — сказал Сафик. — Вешки мои снял. Кто еще мог?
— Значит, он видел, как ты их ставил, — заметил Факер. — Следили, а ты и не почуял?
Сафик яростно втянул в себя суп, но ничего не ответил.
— А может, это и не Мачо, — протянул Лопата. — В Зоне странного нет. Может, излом.
— Типун тебе на язык! — рявкнул Малек. — Что им делать в Проклятом Лесу? Самое безопасное место всегда было.
— Мало ли, что было! — пробасил Червь. — Было и прошло, а мы остались. Клара! Давай дальше!
Никита, верно все рассчитав, дохлебал суп одновременно с Палей, а тот оказался последним. Он вообще не производил впечатления торопыги: спокойное умное лицо с тонкими чертами и какими-то не то чтобы холодными, а словно сонными глазами. Вошла Клара и двинулась по кругу, накладывая каждому из притороченной портупеей к животу большой кастрюли. Никита впервые заметил, как тяжело, неловко она движется.
«Тоже какая-то ненормальная. Хотя откуда тут другая?»
— Клара почти не видит левым глазом, — тихо сказал Паля, будто прочтя Никитины мысли. — Так что не подходи к ней с этой стороны. Если наткнется — будет истерика, а при случае и кипятком ошпарит.
— Что с ней случилось?
— Зона обожгла, — пожал плечами Паля, будто это само собой разумелось. — Как поедим, пойдешь со мной в наружку, на второй пост.
На второе Клара приготовила макароны с тушенкой. Не мудрено, но вкусно и сытно. У Никиты глаза стали закрываться, еще когда тарелка не опустела. Вспомнилась бессонная ночь у оврага. Но признаться в слабости — худшее начало жизни в новом коллективе. А Никита надеялся, что сумеет устроиться здесь лучше, чем в роте. Люди постарше, да и свободные, в конце концов. Только психи… Неужели такие же психи, как в спецбатальонах?