Дезертир - Страница 26

К оглавлению

— Ты солдат?

— Да, я… Ну, сбежал. Неприятности там вышли.

Никита все не мог решить: рассказать откровенно или темнить, чтобы уважали. Наверное, решат, как Малек: убил и сбежал.

— Плевать мне на твои неприятности. Куда ты шел?

— Да никуда, — признался Никита. — Как-то все так вышло, что…

— Плевать, как вышло. Ты мой должник. Тебя спасли мои люди. Лишнего не возьму за твою душу: тысяча рублей.

— Чего? — не понял Никита.

— У нас свои рубли. Потом поймешь. Долг надо отработать. Попробуешь сбежать — останешься один, одиночки в Зоне не выживают. Ясно?

— Да. То есть нет! А что делать-то?

— Что скажу, то и будешь делать. Кормлю, патроны даю. Отработаешь должок, начнешь рубли в карман складывать.

Червь курил, разглядывая заросшие руины напротив входа в дом. Никите показалось, что среди кустов мелькает довольно крупный хищник, но Червь молчал, молчал и дезертир.

— И ты, значит, говоришь, что в Зону вошел ночью?

— Да.

— Понятно. Но можешь этого и не говорить, дело твое. Всем наплевать, ври что хочешь. Запомни только: отойдешь от дома один — пропадешь. Искать никто не станет. — Червь впервые за время разговора взглянул на собеседника. — Сегодня и завтра будешь с Палей. Куда он, туда и ты. И не шали, скоро выброс.

— А что это такое?

— Увидишь, если не знаешь. Просто если я тебя не спрячу на это время, умрешь. Но если ты солдат, то должен бы знать, что такое выброс. Когда Зона сильно шалит, у вас на кордоне весело становится.

— Прорыв?! — догадался Никита.

— Нет, выброс. Ты будешь жить с нами и говорить, как мы. Как позовут жрать, вниз спускайся. — Червь тщательно затушил окурок ногой. — Если что украдешь, лучше бы тебе вообще не родиться. И, кстати, имя твое будет Каша.

— У меня есть имя! Я Никита Нефедов, мне скрывать нечего.

— Ты — Каша!

Червь больно ткнул его в грудь толстым пальцем и ушел в дом. Оттуда доносились отрывистые реплики бойцов, и это было странно: давно не виделись, могли бы пооткровенничать. Но они не походили на друзей. Скорее собранные, угрюмые профессионалы.

«Паля — это который хромает, — вспомнил Никита. — Каша! Ну надо же придумать такую фигню… Почему Каша? Правда, у Малька прозвище не лучше».

Он старался растянуть сигарету — просить у этих ребят, кажется, бесполезно. Пейзаж вокруг дома выглядел вполне мирным. Какие-то обломки там и тут, кучи мусора, поросшие травой. Вот только во время разговора с Червем Никита заметил какое-то движение у поваленного забора. Теперь — ничего.

— Жак любил покурить.

Никита даже подпрыгнул, уронив с плеча автомат. Грязный, заросший старик оказался совсем рядом, он крутил в руках сильно деформированную зажигалку.

— Ну ты даешь, дед! — Никита оглянулся на дверной проем. Может, надо тревогу поднять? Червь ничего не говорил о старике. — Живешь тут?

— Кушаю, — уточнил бородач. — Сплю ночью. Меня теперь зовут Лысый. Ты куришь, как Жак. Вот тебе подарок!

Он протянул зажигалку, с неожиданной силой вложил ее в руки Никиты.

— Курить будешь! — улыбнулся Лысый. — Только бензина нет в ней. И кремня. А ты все равно кури!

— Лысый? — Никита покосился на сверкающую макушку бомжа. Выбросить его подарок сразу было как-то неудобно. — Славные у вас имена. А я, говорят, Каша.

— Каша! — счастливо повторил бомж и облизнулся. — Каша — хорошо! Только живет недолго: ам! Ам! Но ты не бойся: у твоего имени жизнь короткая, а у тебя длинная. В беде не пропадешь.

— В какой еще беде? — поморщился Никита, медленно отступая.

— Идет беда! — Лысый подскочил и зашептал в самое ухо, обдавая вонью изо рта: — Беда близка, Зона от Червя устала, не хочет Червя… Хочет проверить его. Весь выгорит или, как я, угольком станет? Только Червь не тот человек, не тот…

Никита с трудом оторвал черные пальцы от воротника. Псих! И живой. Наверное, тут только психи и выживают.

— Ты ему не говори, — вдруг совершенно ровным голосом добавил Лысый. — Не надо человеку такого говорить.

— Была охота. Знаешь… Не нужна мне твоя зажигалка. Нечего мне ею зажигать.

Никита сунул бесполезный предмет бомжу в карман пальто, но тот оказался с дырой, и зажигалка тут же упала ему под ноги.

— Бери! — Лысый быстро поднял ее и протянул Никите. — Хорошая. Жак любил.

— Ну давай, давай… — Никита уже соображал, где бы помыть руки перед едой. — Все равно курить нечего.

— Я угощу!

Лысый из другого, целого кармана достал запечатанную пачку сигарет.

— Я нашел, — пояснил он. — Мне не надо. Кури.

— Спасибо!

Отношение Никиты к Лысому резко изменилось. Стало даже немного стыдно. Поскольку заходить в дом к этим недружелюбным людям не хотелось, он распечатал пачку и закурил опять, чувствуя, как кружится голова после суток голодухи.

— Сам-то откуда? — совсем по-армейски поинтересовался Никита у бомжа.

— Здесь живу, — твердо ответил тот. — Раньше было иначе… Но ничего не осталось.

— Лихо, — отметил Никита, присаживаясь на корточки у стены. — А я из…

— Молчи!

Лысый навис над ним, будто черная птица, раскинул руки. Лицо угрожающее, глазищи круглые, даже борода распушилась.

— Никогда не говори, кто и откуда! Лучше ври. Если тебе поверят, Зона всех твоих найдет, через них тебя найдет. Увидит и сожжет.

— Ладно, дед, ладно! — примирительно развел руками Никита, — Хорошо. Ты тоже на Червя работаешь?

— Кушаю, сплю, — повторил бомж, сразу сникнув. — Червь Кларе сказал, Дурню сказал. Можно мне.